Геннадий Прашкевич - Земля навылет[litres]

— Сворачивай.

— Там склон. Я не смогу провести «газик» по такому откосу.

— Обогни.

Юренев настойчиво направлял машину к какой-то ему одному известной цели.

У него даже компаса не было, но он крутил головой и уверенно указывал, в какую сторону двигаться. Когда окончательно рассвело, мы проскочили хрупкий, звенящий снежник и остановились на широкой поляне, отмеченной лишь тем, что почти в центре ее торчала траурная черная лиственница.

— Ставь палатку.

Я осмотрелся.

— С ночевкой?

Юренев кивнул.

Минут через тридцать перед палаткой, под черной лиственницей, дымил костерок. Мы даже успели напоить чаем четверку геофизиков, пешком пришедших с дороги. Они были шумные, возбужденные. Они видели, как ночью тут шарахнуло, как из пушки? Шары цветные взлетели. Где-то там, на террасе, выше. Они пришли посмотреть, что тут такое.

— Вы не хотите?

Юренев усмехнулся:

— Нет.

— А мы сбегаем посмотрим. Необычно как-то. Там же вообще ни одного человека нет. Что там могло взрываться?

Я взглянул на Юренева. Он сидел, опустив глаза, и явно что-то знал о ночном происшествии. Помня улыбку Ии, я в разговор не встревал.

— Рюкзаки хоть оставьте, — сказал Юренев. — Что вы с ними потащитесь?

— Да ну, — геофизики говорили все сразу, перебивая друг друга, здоровые, загорелые парни. — Мы только поднимемся на террасу, а потом в лагерь.

— Ну-ну…

Галдя, переговариваясь, отпуская в наш адрес шуточки, геофизики полезли на террасу.

— О чем это они? — спросил я. — Может, тоже сходим?

— Да ну, — Юренев усмехнулся, и его усмешка мне очень не понравилась. — Сиди отдыхай. У нас еще все впереди. А эти ребята… Они скоро вернутся. Закипяти-ка еще чайку.

Я лежал на траве и смотрел в небо. Гигантские кучевые облака несло с востока, из Китая, наверное. Дикая, чудовищная тишина, прерываемая лишь позвякиванием плоскогубцев — Юренев вскрывал какой-то металлический ящик. Я ни о чем его не расспрашивал. Понадобится, скажет сам. Не принято было расспрашивать о чем-то Юренева. Это входило в условия договора, подписанного мною перед выездом в поле.

— А вот и они.

Я удивленно обернулся.

Геофизики, все четверо, вывалились из колючих кустов чуть выше нашей стоянки. Здоровые, загорелые ребята, но вид у них был, мягко говоря, неважный. Они дрались там, что ли? Серые лица, блуждающие, выцветшие глаза. Руки у них дрожали. «Мы правильно идем к тракту? Мы выйдем так к тракту?»

Юренев поощрительно кивал, зорко вглядываясь в каждого. И меня поразила мысль: он знал, что так будет!

— Выберетесь, выберетесь, только не сворачивайте никуда, — Юренев даже не пытался успокоить этих насмерть перепуганных людей. — Валите прямо вниз, там тракт.

— Что это с ними? — оторопело проводил я взглядом геофизиков. — Они ведь без рюкзаков. Они рюкзаки на террасе бросили?

— Подберем, — Юренев победительно выпятил толстые губы. — Куда они денутся?

— А нам… — Я помедлил. — Нам тоже туда идти?

— Конечно.

— Сейчас?

— С ума сошел. Ты же их видел. Ночью пойдем, налегке, с фонарями.

Меня распирало любопытство: что могло так напугать взрослых, ко всему привыкших людей? И я видел: Юренев что-то такое знает. Он же впервые за два месяца покинул лагерь. Раньше из фургонов не вылезал, а теперь собирается ночевать на террасе…

— Тебя шофера разорвут, — предупредил я. — Шоферов-то ты никуда не пускаешь.

— У них такие оклады, что перебьются.

— Но что там? — не выдержал я, кивая вверх, на террасу.

Юренев изумленно моргнул:

— Сам не знаю.

Кривил, конечно, душой. Знал, куда идти, значит, знал, что там можно увидеть…

А увидели мы маленькую поляну, поскольку поднялись на каменную террасу не ночью, а вечером. Солнце почти село, но сумеречный свет позволял увидеть кусты, раздутый ветром пепел. Совсем недавно тут прошел пал, но почему-то остановился перед сухими кустами. Они должны были вспыхнуть, но стояли целехонькие, шуршали под слабым ветерком. Там же, под кустами, валялись рюкзаки геофизиков.

— Придется тащить, — вздохнул я. — Ты хоть знаешь, где нужно искать этих неврастеников?

— Зачем? — удивился Юренев. — Они тебя просили?

— Ты же видел, они насмерть перепуганы. Надо вернуть им вещи.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Юренев, осторожно присаживаясь на старый пень. — Если ты такой альтруист, действуй.

Его ухмылка мне не понравилась, как не понравились раньше выцветшие от страха глаза геофизиков. А Юренев чего-то ждал. Сидел на пне, курил, поглядывал на меня и ждал, ждал чего-то.

Я неторопливо направился к рюкзакам.

Они лежали вповалку, там, где их бросили — два друг на друге и два в стороне в выжженном огнем круге. Я подтащил пару рюкзаков к пню и пошел за третьим. Юренев меня не торопил, но и не останавливал.

Чего он ждет?

Меня ударило током, когда я ступил на выжженную землю. Я не видел разряда, не слышал характерного треска, но всю левую ногу до самого бедра пронзило ошеломляющей рвущей болью.

Я вскрикнул и отступил.

Боль сразу исчезла.

— Ну? — спросил Юренев, не вставая с пня.

Я колебался. Я испытывал непонятный страх, лоб пробило холодной испариной. Но вернуться без рюкзака значило осчастливить Юренева. Я должен был повторить попытку, вот он рюкзак, в метре от меня, но меня охватывал беспричинный, убивающий страх от одной мысли об этом.

А Юренев, наконец, встал.

Тщательно загасив сигарету, он подошел ко мне, тронул успокоительно за плечо, твердо сжал губы, свел брови, напрягся и медленно-медленно дотянулся до рюкзака.

— Не делай этого!

Он стащил рюкзак с выжженной земли и опять успокоительно потрепал меня по плечу. Вид у меня, наверное, был не лучше, чем у тех геофизиков.

— Тебя не ударило? — кажется, я заикался.

— Нет.

— Но почему?

— Не спрашивай. Не надо. Все хорошо, — он обнял меня за плечи и повернул лицом к себе. — Что ты почувствовал? Расскажи.

Заночевали мы в палатке под траурной лиственницей.

Я оборачивался, глядел на темную террасу.

Не было никакой охоты о чем-то спрашивать, я все еще не отошел от пережитого мною страха. Я даже на Юренева не злился, хотя он, несомненно, мог вовремя меня остановить.

Ночная гроза прошла над дальними отрогами Курайского хребта, зловещая тьма затопила поляну, лиственницу, палатку. Не было в беззвездной ночи ни фонаря, ни луны, ни зарниц.

Я не спал, меня томила тревога.

Чем, собственно, занимаются Юренев и Ия?

Поисками мифических плазмоидов?